Когда Вале было пять, ему казалось, что его семья самая сильная и влиятельная во всем мире. Когда ему исполнилось шесть, он бросил горсть земли в мамину могилу и немного пересмотрел жизненные приоритеты. Южный Реутов отличался от северного грязными улицами и серыми бетонными коробками с центральным отоплением, а еще стреляли здесь в два раза чаще. Зато бабушка пекла замечательные яблочные пироги.

Валя смеялся, когда пацана из шестого зажимали в дальней кабинке. Его удар четвертый по счету, и на нем тот начинает кашлять. Быть сильным так весело. Гораздо веселее, чем запираться в ванной от бабушкиного ремня. Вот ты размахиваешься, и костяшки встречаются с чужим животом. Упругое препятствие не причиняет никакой боли. Чего еще тебе надо?

Например, чтобы кулак не угодил в чужие внутренности. Пацан кашляет. Парни не сразу соображают, а когда соображают – выражаются еще круче, чем его мамочка поминала батю. Бросаются врассыпную. Вале больше не весело.

На Валю косятся с опаской, а бабуля только и отвечает: «бог терпел, и нам велел». Валя реже появляется в школе. Из динамиков хрипит музыка улиц, Тоха подтягивается на турнике, Валя тушит окурок о детскую горку и натягивает капюшон на глаза. Сейчас девушка будет кричать, а он остановится поодаль (но не слишком) в немой надежде, что они не заметят. Ему кажется, что это слишком. Что так нельзя. И – ему хочется блевать от самого себя.
Еще через неделю он придет домой с разбитым лицом. Ничего серьезнее они не сделают – струсят. Рука в животе, вся хуйня. К восемнадцати годам он выйдет на улицу со своеобразным патрулем. Чтобы больше никто не кричал.

Потом экзамены, электрички, университет. Будильник на семь-двадцать. Кружки по интересам, учебные дебаты, алкогольные вечеринки тех, кто «против». Валя всегда против. Весь этот мир – ебаное королевство кривых. Он поднимает плакат. Его ноги переступают порог ректорского кабинета. Снова. Снова и снова. Напряжение растет, и…Ну, вы знаете, как это бывает. Тело наливается тяжестью, сердце бьет в набат и пот струится за воротник. Ты берешь в руку пачку, смотришь на нее, она смотрит на тебя, искра-буря-безумие, и продавец дружелюбно улыбается, когда ты проносишь ее без оплаты.

У Вали нет официального диагноза; Наталья Сергевна Мишон знать не знает, что такое психиатр. Это, тем не менее, не мешает Вале жениться. И даже заиметь ребенка. Женя просто…печет хорошие яблочные пироги.
В двенадцатом году напряжение достигает своего пика. Вале везет меньше остальных. Он оказывает сопротивление при аресте; его не выпускают ни через день, ни через неделю. В нервическом треморе Валя больше не выдерживает и уходит через стену, выбирая жизнь за пределами нормативных актов. Еще пару лет Женя катается с ним и дочуркой по стране, а после ему-таки приходится бежать за границу.

Валя получает статус беженца. Женя говорит: «ты совсем спятил», и дочь он больше не видит. Потому что это вредит ее психике, да и вообще, сиди в своей Америке и не высовывайся. Он звонит ей по праздникам.

Легион совсем такой же, как Валя, верно? Ему есть дело до других. Ему единственному. Старые знакомые приветливо машут рукой: можно вывести Валю из России, но вот Россию из Вали…

Ему кажется, что он в капкане.

И – он улыбается, когда говорит: «Я тоже из России. Какое совпадение. Здорово, правда?».