Томми исчезает мгновенно, или это Валя никак не может выпасть из своей блядской головы? «На некоторых мыслях есть клей» - чья это цитата? Уж точно не твоя, но твои мысли будто намеренно вымазаны в клубничном варенье, или гудроне, или... Валя трет глаза и вдыхает поглубже.
(Дыма еще совсем мало, но легкие рефлекторно сокращаются)
(Да он при затяжке вдыхает больше, могли бы и привыкнуть)
(Три, два, один, она сказала бросить курить или, напротив, ни в коем случае на бросать?)
Он едва раскачивается, успокаивая себя вчерашним похмельем, влиянием Луны в Плутоне или бог его разбери какой чепухой. Не помешало бы помолиться, хотя помешало бы. Если бы бог существовал, Томми еще на подходе к центу упал бы и свернул шею.

Увы, Томми сбежал целехоньким, а Валины ноги вынесли хозяина в левое крыло. Дважды направо, затем вверх и налево – возвращаться ты будешь максимально быстро, а может и сквозь стены. Душевные терзания с отказавшим тормозом как топливо для способностей: чем богаты, тем и рады. Он выжидает положенные полторы минуты: пялится на какую-то разноцветную китайскую ерунду
(Кто придумал приделать плюшевому коту яйца, разве весь прогрессивный мир не борется на стерилизацию животных?)
и арбузные конфетки по два бакса. Глаза плюшевого пса смотрят в разные стороны – куда угодно, но не Валю, и лапы сжимают крошечную магнитную доску. Пальцы Вали трясутся, когда тянутся к игрушке.

Финишная прямая расстилается перед его ногами, но он чувствует, будто шагает к эшафоту. Погибнуть во имя благой цели – а что, звучит неплохо. Он раздумывает: в случае его безвременной кончины кого выберут в качестве папочки Глебу? Томми? Или, может быть, Ника?
Он представляет язык Ника во рту Глеба, и ему хочется склониться над чистенькой урной у эскалатора.
(Не нравится, Валь? А чей язык там должен быть, твой?)

Он едва не спотыкается, когда ступает на твердую землю. Почему никто из этих лентяев не дернет ебаный рычаг пожарной сигнализации? В России их срывают по первой спичке.
(Другой вопрос, что они не работают)
(Может быть, в тот раз техподдержка была в отпуске)
(Пожалуйста, оставайтесь на линии)

Он переглядывается с девушкой у перекрестка. Та хмурится и потягивает носом, а он пристально глядит на нее, пока черные брови наконец не вздрагивают. Слава тебе, Господи, поняла.

- К северному выходу! – он объявляет громогласно, но последние слоги тонут в сигнале бедствия, и тогда он бросается к застывшим людям. Ему доплатят как навигатору? Через двести метров поверните налево и бегите без оглядки. Валя прет против толпы, ловя заблудших овец и направляя их обратно в общий поток. Продавцы, гости, обслуживающий персонал – если хоть один из этих людей пострадает, он сделает все, чтобы она за это ответила. Или не сделает, но гораздо приятнее себе обещать.

Его шаги невольно замедляются, когда показывается открытый огонь. Черт, Томми, не мог выбрать кафешку помельче? Кто же знал, что огонь распространится не в ту сторону? Еб твою мать, ты поджигатель или обоссавшийся семилетка? Чья-то хаотичная фигура мелькает в зале. Валя застегивает куртку и ногой сбивает мелкие деревянные дверцы.
(Интересно, что о них сказала пожарная инспекция?)
Одна слетает; он торопливо пересекает импровизированную веранду, чтобы вскочить внутрь.

Глеб появляется слишком быстро. Валя даже не успевает полноценно осознать, кому принадлежит очаровательная шипящая глыба льда, стукнувшаяся в дальний угол. Какого хера огонь распространился так быстро? Он тянет человека – грузного, в идеально сидящем костюме, упорно тащащего с собой тяжеленный сейф. Ебаный идиот. Черт бы побрал этих…
Но Глеб – Глеб появляется, как полагается герою. Валя, измазанный в саже, с обожженными щеками
(Этот жар убьет его нахуй)
(Здесь невозможно шевелиться, но он заставляет ноги передвигаться)
(Скорее бы этот уебок отрубился и бросил херов сейф)

- Спасибо, - он добирается до выхода, выдыхает искренне и едва удерживается, чтобы не дать спасенному дебилу пинка под зад. Счастливого, нахуй, пути. – Ты очень вовремя.

(Очень вовремя, чтобы сердце перестало качать кислород, а в виски винтами ввернулось чувство вины)
Валя улыбается. И задыхается.

- Там, - он подбирается к перилам и смеется, машет рукой куда-то к левому крылу. – Я был там, и людей там было…Как это по-вашему?
(Еб твою, если он поверит в этот спектакль, тебе должны дать Оскара)
- Не все вышли. В общем. Горит, видимо…Где-то здесь?
Он смеется снова, и сквозь бешеный неукротимый жар пытается привести волосы в порядок.
(У него в голове всего две мысли: вытащить оставшихся людей и вести себя, как Женя, когда соблазняла его самого)
(Жаль, что он не может напиться вина и просто раздеться перед ним)
(У него смешное родимое пятно в форме пчелы на правом боку, кто увидит – уссытся от восторга)

Двадцать секунд на воздухе возвращают ему немного кислорода, и он срывается к левому крылу – хотя бы предупредит девчонок, что южный выход забаррикадирован. Срывается, но тут же замирает и возвращается к Глебу.
(Господи, какой же высокий)
(Думаешь, эта русская манера прятаться в черных балахонах поможет тебе спрятаться?)
- Найди меня после, ладно? – он заставляет себя улыбнуться, когда касается его плеча. Холодное. Вале хочется прижаться к этому холоду лицом, но его ждет левое крыло и северный выход. А потом – поиск этого мужчины мечты.