все, что у нас есть
Глеб & Валя | IC3PEAK – Весело и грустно | 2012, болотная, Москва |
а давай?...
не давай
День. Улица. Автозак, или что бывает, когда протест заходит дальше нужного.
humanarchy |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » humanarchy » flash » [6.05.2012]все, что у нас есть
все, что у нас есть
Глеб & Валя | IC3PEAK – Весело и грустно | 2012, болотная, Москва |
а давай?...
не давай
День. Улица. Автозак, или что бывает, когда протест заходит дальше нужного.
В такие дни должен идти дождь.
Валя нервно прищуривает правый глаз.
(черт подери эти потасовки, всегда что-нибудь остается сверхчувствительным)
(например, твоя и без того слабая психика)
Ощупывает нагрудный карман. Пусто. Кончились, да?
Подобные повороты судьбы в будущем окрестят народным творчеством: «Не вкусно, а грустно». Но об этом Валя еще не знает, поэтому идет под девизом «Пусто и грустно, прямо как в России». Нечто неприятно царапает его изнутри: чувство вины вперемешку с желанием защитить страну от нападок. Даже в шутку. Даже своих собственных. Он оглядывается, не сбавляя шага. Они все – поэтому здесь? Они злятся? Им…больно?
Солнце, показываясь из-за листвы, лижет каменный парапет; глаз отзывается режущей болью, та переливается под черепом выше, к темени. Девушка у его плеча – макушка на ножках – нервно сдавливает ручку мегафона. Он ободряюще улыбается ей, но она не замечает. Нечто в ее невротических движениях: торопливом шаге, закушенной губе, неровно вздымающейся груди – заставляет его чувствовать себя не в своей тарелке. Быть может, пессимизм, к которому он склонен, нашел добротную пищу?
(реализм, это называется реализм)
Он не видит, но чувствует, как хвост за его спиной увеличивается. Ему кажется, будто горячий асфальт под ногами дрожит от шагов, вселяя в него иллюзорное ощущение единства. Всадники Рохана прибудут на пятый день, с востока.
(а Сашку задержали еще в поезде из Казани, смешно сказать)
Крест возвышается где-то вдалеке, заставляя Валю сильнее сжать зубы. Возвышайся, возвышайся, один из столпов наступающего авторитаризма. Он честно пытается злиться, чтобы заглушить панические импульсы своего катастрофического мышления. Ему неведомы все эти заумные способности с предвидением будущего, но все его сознание кричит о худшем развитии событий.
Девушка откашливается, и он рефлекторно повторяет за ней. Ее лицо вдруг становится таким знакомым, но…На мосту открывается движение, и шаги колонны вскоре начнут замедляться, а значит ему станет не до встреч со старыми знакомыми.
Люди в шлемах снуют туда-сюда. Не с пустыми руками, если ему правильно удается разглядеть. Нехорошо. Валя ощупывает нагрудный карман. Да еб же твою, когда они успевают кончаться! Лямка рюкзака неприятно оттягивает плечо. Девушка рядом судорожно выдыхает, и этот беспомощный звук тонет в нарастающем гуле.
В такие дни должен идти дождь.
Глебу двадцать два, у него все охуенно.
(мать говорит ему не брать с собой нож
и газовый баллончик
«Глеб, возьми пожалуйста паспорт и номер нашего адвоката»)
Глебу двадцать два, и в отличие от большинства своих сверстников он может позволить себе каникулы в Европе или где-нибудь в Турции.
Глебу двадцать два, и его спокойно можно причислить к среднему классу, что может себе позволить поменять телефон раз в год и учиться в престижном ВУЗе страны и на бюджете, и на платном.
(глеб, конечно, выбивается на бюджет)
У Глеба не должно быть претензий, по-хорошему. Он оглядывается по сторонам, смотрит на Лизку, чей телефон пора давно сдавать в музей, на ее шмотки из секонда.
У Лизки нет денег, в принципе. У ее родителей нет денег по жизни. Она недовольна происходящим и затирает ему про феминизм чуть больше, чем ему хочется слышать. Глеб думает о том, что ему вообще не стоит жаловаться, но единство толпы окружает и сдавливает.
Это не может не нравится.
— Знаешь, им стоило бы думать головой, — Лиза косится на ОМОНовцев в оцеплении, пока Глеб поправлял белую ленточку на руке. — Думаешь сегодня будет что-то такое?
У Лизки огонь в глазах, Глеб подозревает, что у него тоже. Он почти слышит голос матери «не вмешивайся», но матери тут нет, она там дальше, ближе к тем, кто устраивал все это. Она выступает на сцене — Глеб почти не слушает. Все это было обкатано и объезжено за пару дней до, и Глебу уже сложно верить в ее искренность, но это лишь проблемы восприятия. Другие — верят, а он верит тем другим, что идут за матерью.
Лизка всем сердцем хочет, чтобы было что-то эдакое, Глеб, если честно, тоже. Наверное, это юношеский максимализм. Они назовут это юношеским максимализмом зажравшейся молодежи, правда, чуть позже. Они вообще придумают много названий, чтобы поунизительнее, чтобы побольнее, но выйдет настолько жалко, что впору заказывать гострайтера.
Глеб не сразу успевает сообразить, что происходит; он смотрит на толпу вокруг, слышит голос Лизы рядом, который срывается на истеричное «Глеб». Воздух холодеет на несколько градусов, когда он замечает двух полицейских, заломивших ей руки и тащущих к автозаку. Вокруг кто-то шепчет про провокации, стараясь то ли уйти, то ли встать на защиту — Глебу воспринимать тяжело.
Он чувствует только, как руки покрываются льдом
(три, два, один — главное дышать и не заморозить всю Якиманку)
и понимает, что что-то надо делать.
— Помоги, — ему удается убрать лед со своей, (но она все равно обжигающе-холодная) когда он хватает проходящего мимо парня за плечо, пониже рукава футболки, — ее надо вытащить.
Ему кажется. Ему точно кажется. Солнечный жар скользит по щекам, и он беспомощно щурится, будто ему снова пять, и он распахнул скрипучие подъездные двери навстречу морозному утру. Увы, мороза нет и не будет, есть только горячие блики с крыльев машин и чужое дыхание с запахом крабовых чипсов где-то у щеки.
Грядущее столкновение кажется ему чем-то ужасным и неизбежным. Спасаться нечем, здесь ты часть корабля, ты стал одним целым с другими в тот момент, когда ступил с ними в шаг. Валя вдыхает, и грудь вздымается, и голова кружится немного меньше. Все будет в порядке. Все будет хорошо.
Не будет.
У него должно было заложить уши. Сквозь гул одна тонкая нить – протянуться через уши. Оглушающий писк и замедление времени. Драматический эффект. Ничего этого не случается, Валя даже не сразу понимает, что толпа вокруг него превратилась в бушующие волны. Его глаза не горят. Его глаза – глаза утопающего.
Девушка поднимает мегафон как меч и кричит. Валя точно поплавок вертится и качается от одного тела к другому. Когда-то он первым взмахнул бы флагом. Сегодня бутылки звенят в его рюкзаке, и он с ужасом думает, что не может. Ни поджечь, ни бросить. В нем не осталось ярости.
Или осталась?
Обжигающее касание будто выбрасывает его назад, к воздуху. Вот и мороз, которого ты так хотел, верно? В первый момент ему кажется, будто кто-то прижал к нему стакан виски.
(О, от этого он точно не отказался бы)
(Но лучше прижимайте ко рту)
А затем...
Валя рвется наперерез, хватая девушку, которую доблестные стражи порядка подхватили под белы ручки. Не ту девушку, что держит мегафон, нет – та исчезает из виду, оставаясь во внимании Вали бодрыми феминистическими лозунгами, с частью из которых он может быть даже согласился, будь он в трезвом уме. Увы, ему сейчас не до того.
Перехватив одного из мужчин за плечо, он упорно тянет, и тянет, и тянет, пока не переходит на отчаянные рывки. Он если не сильнее, то проворнее, потому что его тело лишено защиты от "безумных бунтовщиков", в которых он и его братья и сестры по несчастью превратятся через пару дней.
Оскорбления превратятся в приговоры. Валя буквально втискивает свое тело между кричащей девушкой и ее ярым противником, неуклюже пихая ее обратно в руки ее парня. Наверное, парня. С невидимым стаканом виски в ладонях. Его щеки горят огнем, и глаза... становятся такими же, как у всех прочих. Нечто с силой тянет его назад, он слышит треск ткани и звон этих проклятых эликсиров Сатаны в темном стекле. Его плечо расщепляется, превращаясь в ебаное облако, и теряет лямку. Он разворачивается, чтобы вцепиться в рюкзак мертвой хваткой. Глупая идея, ребята. Кого-кого, а его схватить не удастся.
Вы здесь » humanarchy » flash » [6.05.2012]все, что у нас есть