Крейг - улыбчивый рыжий парниша, увлеченно ковыряющий в носу и внимательно всматривающийся в огромную кошку старухи-соседки. Стоило признать, он никогда не видел такой чудесной и толстой кошатины, а потому мальчик свободной рукой (вторая в носу же, ну) не менее увлеченно тычет пальцем ей в пузо.
Ему очень весело и он можно сказать, счастлив.
Здесь не достанет отец, который каждый вечер бил их с братьями, не достанет мать, давно уже сидящая на чем-то позабористее травки. Не достанет толстый мерзкий азиат дядюшка Ляо, которому папа был должен гору денег и из-за которого четырем маленьким Флиннам приходилось на ряду со взрослыми фасовать белый как снег порошок.
Здесь не достанет никто...
Мальчик в очередной раз тычет пальцем кошке в живот и та исчезает. Ребенок подрывается с холодного пола подъезда и с криками да полными глазами слез, уносится домой.
Ведь собственной силы Крейг боится больше, чем отца, Ляо и всех остальных ублюдков вместе взятых.

Крейг - все такой же улыбчивый рыжий парниша, только уже заметно постарше. На его груди лежит Мэгги Флитчерс, девушка из клуба флейтистов. Она касается пухлыми губами его шеи и называет поцелованным огнем.
Подросток молча курит отцовскую травку и пытается вспомнить, как с этой дурой познакомился. Кажется, уронил ей на голову поднос с обедом в школе. Несомненно, их любовная история достойна Шекспира. Крейг беззаботно улыбается своим мыслям, заложив руки за голову.
Мэгги улыбается Крейгу, всерьез считая, что ему понравился ее минет.
Спустя полчаса братья Мэгги ломают рыжему нос, а его губы скорее похожи на истекающие сладким соком блинчики с вишней. Крейг постепенно теряет от боли сознания, но успевает плюнуть самому старшему кровью в морду и щелкнуть пальцами.
Семья Флитчерс только что навсегда лишилась двух безработных оболтусов.

Крейг понятия не имеет, почему сейчас стоит посреди церкви и на слишком нудный вопрос священника отвечает: "да". Женщина в свадебном платье рядом с ним знакома ему не больше месяца, а уж на уговоры своего закадычного дружка Томми, он бы точно так не поддался.
И что, что наемник? Зато подальше от загибающейся от наркоты семейки. И что, что могут в любой момент убить? Африканские страны не такое и плохое место, если не считать малярийных комаров и вездесущих партизан.
Кровавые деньги?
Нужно искупление?
Завести семью?
Что за чушь нес этот ублюдок позавчера в баре?
И почему Крейг приперся на свадьбу с пистолетом?
Ах да, он же теперь всегда с пистолетом. Не может избавиться от ощущения, что с окна тебе сбросит на голову граната какой-нибудь черномазый подросток. Не может нормально спать. Или это уже все-таки из-за способности?
Черт знает.
Крейг смотрит на свою невесту, а та ему обворожительно улыбается из-за фаты. Где-то с задних рядов Томми с косяком в зубах посреди церкви показывает большой палец.
Он-то, сука, не остепенится.

Ему в лицо полетели трусы. Хорошо, что не мужские. Крейг спокойно курит посреди квартиры, раз за разом струшивая пепел на дорогой ковер ручной работы. Сколько он отдал за эту хуету?
Кажется, двенадцать палестинских подростков с автоматами.
Жена вот уже пять минут как орет не замолкая о том, что рыжий ни на что не годен, что у их ребенка отец козел и вообще, полный кретин. Флинн заходится надрывным полуистерическим смехом и щелкает пальцами.
Томми, все это время пытавшийся безуспешно надеть трусы, рассыпается на тучку быстроисчезающей пыли.
У Клавдии начинается истерика.
Их сын за стеной кричит все сильнее. Больше Крейг жен не заводил. Как и они его.

К тридцати его жизнь превратилась в сплошную войну за тех, кто больше платил, на теле стали появляться отметины его "подвигов", а головная боль и хреновый сон стали верными собутыльниками.
После очередного попадания в засаду очередных аборигенов, "щелкания пальцами" и очередного лазания на четвереньках возле унитаза из-за непрекращающейся рвоты, Крейг решил завязать.
Правда.

Крейг стоит за прилавком минимаркета на заправке и спрашивает, будут ли молодые люди колу к хотдогам. Молодые люди тычут ему в лицо газовыми пистолетами и требуют отдать все деньги.
Крейг устал.
Крейг очень устал.
Даже без использования силы, бессонница никуда не делась, а призраки прошлого лицами всех убитых людей возвращались, стоило только закрыть глаза каждый вечер.
Крейг говорил, что ему плевать, каждый вечер запивал парочку веселых таблеток виски и ложился спать.
Помогало это ненадолго. Совсем.
Крейг поднимает покрасневшие от недосыпа глаза на "молодых людей" и заученной до чертиков фразой спрашивает, не хотят ли они спрайт к их чизбургерам. Тощий черный школьник срывается на тонкий крик и еще раз поправив чулки своей мамаши на голове, требует вскрыть касу.
Крейг вскрывает вскрывает коробку ужасно дорогих чипсов, которые всегда хотел попробовать и щелкает пальцами.

Рыжий замечает, как контролировать себя становиться все более сложно, а расшатанные нервы лишь усугубляют ситуацию. Спать он все равно толком не может, а потому в какой-то момент он срывается.
И становится еще тяжелее.
Но в то же время так легко.
Крейг не спрашивает, как их зовут. Не спрашивает, чьи они дети. Не задумывается о последствиях. Если человек делает ему зло - Крейг его убирает.
Уничтожает.
Стирает с лица Земли.
Ведь это так просто.

В такой состоянии он провел целый год. В отрицании всего, в отрицании самого себя, четко осознавший, что где-то с самого начала свернул не туда и сделал не так.
Но возвращаться уже не хотел. Да и не вышло бы.
Наркотический угар. Алкоголь. Невкусные женщины в рваных колготках. От этого хотелось выть из-за бессилия, но и оторваться было невозможно.
Благо, что ему все-таки удалось выкарабкаться из всего этого дерьма.  Он хотел начать новую жизнь. На новой работе.
Никто же не говорил, что она будет совсем легальной, да?
Хотя, легальной она все же была. Не важно, что клиент, нанявший телохранителя частенько выпивал в компании таких людей, которым грозил электрический стул, а его жена вместо сеанса "ноготков" ездила проверять поля, полные анаши. Хотя, на ноготки она тоже ездила. И не только на них... Но разве есть какая-то разница? Для человека, всю жизнь убивающего за деньги?
Наверное, у него так и не вышло стать нормальным телохранителем. Хотя, стоило признать, что именно охранял он неплохо.

Крейг опершись о стену наблюдает, как алые брызги из прелестной шейки Кейлы пачкают дорогую рубашку ее мужа. Мужчина уже и сам не знает, что ощущает к этой женщине - сочувствие, сожаление, симпатию либо же презрение. Все в какой-то момент стало таким сложным, что захотелось просто уйти отсюда и не смотреть.
Не решать.
Казалось бы, все очевидно. Вот наниматель, а это его жена, вскрытая от уха до уха ножом. Ты видел множество смертей. Но почему... Так тоскливо?
Нет, Крейг, ты не влюбился.
Ты слишком стар.
Забей и иди выпей вечерком.
Верное решение.
Крейг.
Скажете, странно разговаривать с самим собой? А что в этом мире не странно?
Он разворачивается и молча уходит.

Случайная встреча со случайным человеком, и Крейгу помогают обрести смысл всего происходящего. Смысл его природы.
Да, ему все еще надо аннигилировать людей в ничто, но это уже стало привычнее, чем выкурить косяк. Да и... Разве это делается не во благо чего-то? Н-наверное?..
Крейг не заморачивается.
Он никогда не умел в столь глубокий самоанализ.
Рыжий просто делает, что надо, для него не меняются средства, хоть цель и несколько благороднее.
Разве это важно? Нет.
Весь этот мир - ебаный цирк.
И мы в нем просто клоуны.
Всю свою жизнь он видел лишь насилие, а потому пропитан им сам. С добродушным лицом, но тьмой внутри. Без особых моральных принципом. Наверное, Крейг бы очень хотел, чтобы его спасли, правда.
Но кто полезет к такому как он?