[indent] Когда ты живешь не первый десяток лет, тебе кажется, что в этой жизни тебя больше ничто не может удивить. Тебе кажется, что ты способен прочитать все строки, ненаписанные на лицах людей, распознавая их ложь. По одной дернувшейся верхней губе, можешь с точностью сказать - этот человек хочет тебя пристрелить. Но кто не хочет. Когда ты действующий агент, что пусть и действует осторожно ступая на раскаленные камни, тебя все равно хотят пристрелить. Пустить пулю в лоб, но перед этим подержать привязанным к стулу, выпытывая удар за ударом имя, код, важную информацию. Разница лишь в том, когда ты агент - тебя к этом готовят. Готовят, чтобы ты не сломался. Чтобы у тебя была фора найти выход. Увы. Это не всегда помогает и многие хорошие ребята полегли выполняя свою работу.
[indent] Но когда ты простой смертный, что сунул не туда свой нос - тебя стараются устранить, как можно быстрее. Они настолько спешат, что могут оставить след, прикрытый тонким слоем пыли. Они могут оставить за собой беспорядок, что разглядит разве что настоящий сыщик. Тот, кто готов рыть до основания, тот, что не боится, что за ним когда-то придут. Также, как за убиенным. Также, как и за всеми остальными. Такие люди, как я, готовы к подобному. Готовы встретиться со своим предполагаемым убийцей, чтобы крикнуть ему в лицо: «ну же, стреляй, чего ты ждешь?!»

[indent] Когда ты живешь не первый десяток лет, но уже седьмой - жизнь начинает понемногу надоедать. Не то чтобы я стремился к смерти, отправиться к проотцам и старым друзьям, по которым, как и любое живое создание, имел право скучать. Нет. Мне надоедала обыденность. Надоедал аттракцион раз в несколько лет, под названием «мы наставили на тебя дуло. ты должен кричать». И я бы кричал, быть может, если бы мне не было настолько все равно. Я бы молил, возможно, если бы эти люди, что наставляли на меня дуло своих пуколок, не оказывались ровно в том месте, в то время - в которое мне было необходимо. За семьдесят лет, я научился воздействовать на людей так, как было необходимо. Я находил нужные слова, действовал всегда осторожно и всегда, имел багаж информации, что была для меня козырем в рукаве, в случае, если нужно будет спасать свою шкуру. Я редко попадал в ситуацию, которая не была спланирована мной самим. И эту маленькую удачу, как любили называть мои коллеги по цеху, хотели получить все. Большинство из тех, с кем я работал бок о бок, вечно задавали мне один просто вопрос: «Как?!».

[indent] Как мне удается просчитать ходы, как я нахожу то, что нужно в столь короткие сроки. Ответ был прост: печальный опыт. В моем теле не было ни одной кости, которую когда-либо не ломали. У меня были не свои зубы, а давно вставленные [что сказать, русская разведка очень любит выдирать зубы]. В моей душе не было места для жалости, и в принципе, вопрос о том была ли она все еще стоял остро. После смерти сына. После того. как я на руках вынес его из того проклятого амбара - моя душа, кажется. умерла вместе с ним. Я не чувствовал ее. Я не испытывал умиления к детям, разве что это не был Санни, подобранный на улице мною рыжий кот. Я стал другим. Но я помнил каждого, кто однажды появлялся на моем пути. Кто однажды мне помог.

[indent] Так было и с Чарльзом Деуитт. Хороший малый, любознательный, пытливый ум. Пойди он в полицию, и из него вышел бы потрясающий детектив. Пойди он в федералы, и я бы пересмотрел свое отношения к ним. Но увы. Чарли стал журналистом, чьи работы я знал, если не наизусть, то хотя бы приблизительно. Однажды, он мне помог. Смог найти информацию, до которой даже я не смог добраться. Он не рассказывал, как у него получилось, а я не стал настаивать. Журналисткая этика. знаете ли. очень похожа на этику агента ЦРУ: мы не сдаем свои каналы, чего бы нам этого не стоило. Чарли стал мне другом. Мы часто встречались с ним и Вержинией на выходных, чтобы отведать барбекю, которое я сам приготовил. Мы часто собирались на ужины. И после развода с Адой, пожалуй, это был единственный раз, когда я завидовал, что живу один. Они были счастливы, по крайне мере мне так казалось. Вирджиная и вовсе была похожа на женщину, за плечами которой по меньше мере было графство. Удивительная особа, удивительно красива  и обаятельна. Мы были с ними друзьями. Мы были с ними семьей.

[indent] Оттого весть о смерти Чарли застает меня врасплох. Конечно, каждый в этой мире умирает. Конечно, это была не первая смерть, которая заставала меня, словно старая подруга, что машет тебе из окна и тихо шепчет: скоро будет твой черед. Но каждый раз, эта самая подруга обманывает тебя, а после тихо хохочет, забирая из твой жизнь тех, кому ты когда-то посмел испытать симпатию. Простую, человеческую симпатию, которая не подразумевала под собой чего-то большего. Известие о его смерти пришлось на позднюю ночь. Я только вернулся домой после очередного задания, и прикладывал лед к синякам, чтобы те побыстрее прошли, попутно вкалывая себе обезболивающее. И будь я в более хорошем состоянии, я бы может сорвался в больницу, обнял бы Вирджи и сказал ей пару слов поддержки. Но вместо этого раз за разом слушал голосовое, прикрыв на мгновение глаза и проклиная все на этом свете. Смерть - это нихрена не легко. Смерть друга, пусть и не такого близкого как хотелось бы, не дает поблажек и так или иначе оставляет на твоем сердце очередной шрам.

[indent] Мог ли я оставить это так? Мог ли просто махнуть рукой, сказав, что дела покойника меня теперь не интересуют? Да. Но тогда, каким же человеком и другом я был бы? Его смерть, не подкосила меня, но нанесла удар поддых, на мгновение выбив из грудной клетки весь воздух. Перед глазами в тот момент пронеслось лишь одно воспоминание мертвых глаз сына. Проснувшись на следующее утро. я с минуту смотрел на себя в зеркало. размышляя, сопоставляя известные мне факты. Чарли бы не покончил с собой. Он слишком любил жизнь, которая у него была. Он слишком любил Вирджинию, чтобы так подло и трусливо с ней поступать. Чарли не был трусом. оттого он был прекрасным журналистом. И одного этого должно было хватить помочь восстановить его славное имя, хотя бы среди некогда близких ему людей. Этого хватает мне, чтобы спустя несколько дней начать вынюхивать, искать то, что упустили полицейские.

[indent] - Мужик просто выпал из окна, зачем ты читаешь эту новость вот уже который час? - спрашивает меня Брендон.
[indent] Он выразительно выгибает бровь, оперевшись на мой стол. Я лишь тихо вздохнул, и аккуратно убрал его руки с моего стола. Все же, я терпеть не мог до сих  пор, когда мое личное пространство нарушали. Не любил. когда кто-то так легко влезал, кладя руки на мою мебель [пусть она и была казенной] и смотрел в мой [рабочий] экран. Мы играем с Брендоном в гляделки ровно с минуту. после чего мужчина не выдерживает, и, махнув рукой, уходит во свояси.

[indent] Я провожу свое расследование, тихо и аккуратно, стараясь не привлекать к этому внимания. Несколько бессонных ночей, и вот, я в своем джипе прямо напротив дома семейства Деуитт. Я приехал сюда еще ранним утром, уже видел, как Ви забирает утреннюю газету. Но все еще не могу сдвинуться с места. Зачем я тут? Зачем вообще полез в это? Гребанный долг, гребанное чувство, что это было единственное, что я мог сейчас сделать для этой семьи - вот что толкало меня выйти из машины, отбросив все мысли о том, что я буду вновь и вновь наступать на больную мозоль женщины, которая не так давно потеряла любимого. Быть может, я исходил из своего желания, что в случае моей смерти Лекс или кто другой решит разобраться в случившимся. Может быть, я сам не хотел бы, чтобы меня запомнили. Чтобы мое имя было таким же чистым, как в тот день, когда его дала мне мать.

[indent] Коротко стучусь в дверь, ожидая когда Ви открокет ее. И стоит ей это сделать, я лишь печально улыбаюсь ей. Даже свой типичный черный костюм надел, словно бы запоздал на похороны.
- Привет, Ви. Извини, что так долго... - я наклоняю голову, смотря на нее с сожалением. - Разрешишь войти?

Подпись автора

av by MAX, THE MURDERER!

[indent] В ЦРУ учат контролировать эмоции. Нас учат не привязываться к окружающим людям, нас учат отстраняться от собственной семьи, потому что в какой-то момент это может спасти не только наши жизни, но и их. Так было проще переживать потери. Так было проще оказываться привязанным к стулу, и наблюдать, как человека, которого ты когда-то любил - пытают твои враги. «Не при каких обстоятельствах, ты не должен выдать тайны государства. Ни при каких обстоятельствах не должен предавать тех, на кого работаешь. Потому что ты даже не представляешь, какими последствиями это будет тебе грозить...» - раз за разом говорил Норман, привязывая меня к стулу.

[indent] Он учил меня терпеть пытки. Учил, как не потерять себя в тот момент, когда тебя пытаются утопить, сломать и сломить. И если бы кто-то из молодняка, что я тренировал, сейчас встретился со стариной Норманом - он бы покрутил у виска пальцем, сказав, что он психопат и не должен работать в такой организации. Вот только правда состояла в том, что ЦРУ было несколько плевать, насколько твои методы жестоки. Главное - результат. А результат был один - Норман научил меня справляться с эмоциями, и показал, как не стоит объяснять такую простую истину тем, кто будет подо мной.

[indent] И все же, потеря друга, с которым ты мог спокойно отдохнуть от суеты дней. С которым ты мог забыть о том кем являлся все эти дни. Семейство Деуиттов заставляла меня окунуться в свои воспоминания, в те дни, когда мое имя еще не было засекречено. В то время, когда мне не приходилось оглядываться по сторонам, не опасаться, что еда может быть отравлена. Я вспоминал дни, когда семья Коэн была вместе, когда дом был полон детей и мои младшие сестры звонко смеялись. Те дни, когда Кьяра еще была жива и крепко держала мою ладонь своими тонкими пальчиками, шепча, что все равно любит меня, не смотря на то, что я такой. Я вспоминал улыбку матери, практически такую же теплую, какая была когда-то у Вирджинии. Вспоминал голос отца. В окружении Джинни и Чарльза, я внезапно чувствовал себя дома.

[indent] А теперь...Теперь мне казалось, что все те воспоминания, ничто иное, как простой вымысел. Что Джинни, что стояла сейчас передо мной с потухшими глазами - никогда вовсе и не умела улыбаться. Мне казалось, что в какой-то момент я навлек на эту семью беду, хотя на самом деле это было не так. То, что Чарльз лежал под землей, то что его квартирой стал дубовый гроб, была лишь его личной ошибкой. Слишком пытливый ум. Слишком острый язык. Слишком сильное чувство всеобщей справедливости, будь она проклята. Чарльз и только он был виноват в том, что в какой-то момент не смог остановиться, что его занесло, а теперь его жена носит проклятое звание вдовы.

[indent] «Этого ли ты добивался, дружище?» - проносится в моей голове, до того, как Джинни отходит в сторону пропуская меня в дом.

[indent] Тут ничего не изменилось. Все те же фотографии, что напоминали о былых временах. Все те же картины, и приятные глазу по цвету стены. Их дом - уют. Их дом - их крепость. Ее крепость. Я невольно ежусь, вспоминая, что Норман так и не смог выбить из меня глупый сентиментализм, а лишь заставил спрятать его поглубже, и грустная улыбка касается моих губ. Он бы дал мне подзатыльник сейчас, если был бы в силах хоть поднять руку. И если бы смог вспомнить меня. Я настолько погружаюсь в свои мысли, что невольно вздрагиваю от голоса женщины за спиной, и тут же к ней поворачиваюсь, совсем тепло.

[indent] - Ты же знаешь, что я не пью и не ем, что не я приготовил? - конечно, Джинни это знала. Она видела мое поведение не раз, и обычно на наших ужинах еду готовил я. Ну и в крайнем случай Джинни, под моим пытливым присмотром. - Но если у тебя есть виски, я бы немного выпил.

[indent] Уровень доверия к это женщине, когда-то определенно сыграет со мной злую шутку. Как с Кьярой, как с многими другими. Но сейчас я даже не хотел об этом думать. Сейчас я хотел лишь поддержать давнюю подругу с ее утратой. Хотел дать ей понять, что смерть Чарльза не останется вот так забыта. И хотя, наверное, она не очень горела желанием говорить о почившем муже, другого выбора, на самом деле, у нее просто не оставалось.
[indent] Сняв куртку, и повесив ее на крючок недалеко от входной двери, я спокойно прохожу в гостиную. И пока Джинни ищет что-нибудь выпить, я с интересом рассматриваю фотографии на камине. Чуть слышно хмыкаю себе под нос, вспоминая, как мы сделали эту фотографию у домика в лесу. Эти двое тогда впервые отправились на подобный отдых. И Чарльз совершенно точно не был приспособлен к выживанию в условиях леса. Я помнил до сих пор, как он удивлялся моей ловкости, как удивлялся, что я спокойно мог сориентироваться в лесу без компаса, и  уж тем более без телефонов. Это был прекрасный день. Один из немногих, которые у нас когда-то были.

[indent] - Я помню тот день. Ты тогда так красиво улыбалась, - тихо проговариваю я, не поворачиваясь к ней лицом сразу. Легкий комплимент, которыми я так любил ее осыпать, что в то время, как Ада была рядом - ревновала к ней. Все же повернувшись к Ви, я мягко улыбаюсь. - Скажи мне, как ты?

[indent] Простой вопрос, на который, пожалуй, будет сложно дать ответ. Я знал это по себе. В тот день, когда стало известно, что Кьяры больше нет, я не мог ответить на этот вопрос. Не мог произнести и слова. Даже Александр Эссекс не мог вытащить из меня ни слова, ни улыбки, ни взгляда. Тот день был единственный, когда я настолько закрылся в себе, что меня никто попросту не мог найти. Хороший агент может исчезнуть, когда это было необходимо, а я был лучшим. Вот только Ви не агент. Вот только она пусть и сильная женщина, но ей не чужды эмоции. Ей не чуждо переживание. И я знал, я верил, чувствовал, назовите это как хотите, что у нее попросту не было шанса осознать все произошедшее в полной мере.

[indent] Наверное, именно поэтому я сейчас был тут. Стоял напротив нее, немного ежась от прохлады [будь проклята старость], но все равно не двигался с места, словно боясь, что сделай я резкий жест, и женщина передо мной разревется. А это, пожалуй, была единственное оружие, которому я не мог противостоять. По крайне мере у близких мне женщин, а не тех, кто держал меня на мушке.

Подпись автора

av by MAX, THE MURDERER!