[indent] Вообще-то он действительно собирался в отпуск (на время сменить обстановку) и в конторе Джорджи, где он вроде как был устроен, симпатичная девочка (кажется, Моника) действительно подписала ему нужные бумажки и перевела на банковский счет скромные отпускные. А потом симпатичная девочка Моника (или Дженни) просит его подождать вот прям тут и достает из сейфа “остаток” выкладывая перед ним этот красивый белый конверт и еще один сверху, и стоит вся такая симпатичная и невинная, наивно хлопая нарощенными ресничками-гусеницами, смотря на его некрасиво перекосившееся лицо.

[indent] Михаил мог бы взбрыкнуть (ему постоянно хочется это сделать), но он молча проглатывает все эти внутренние бурления недовольства и отправляет оба конверта в сумку, видя, как симпатичная Моника-Дженни (или Лиза, хуй ее знает) моментально теряет к нему интерес. “Передай потом мистеру Хайзелу, что он пидор и скотина, милая” — напоследок просит Михаил уже стоя в дверях ее кабинета, и Моника-Дженни-Лиза кивает даже не глядя на него, и он знает, конечно, что нихуя она ему не передаст. Он тащится в Даллес, докупая багажное место под еще одну сумку, размышляя о том, что развлечься он сможет и после этого хитровыебанно подкинутого ему дела.

[indent] В городе Ангелов жарко и людно и он торопится укрыться в тени ресторанных переулков увешанных этими симпатичными садовыми гирляндами-лампочками, запивая свое дерьмовое настроение неплохим колд брю, пока вчитывается в адрес и детали заказа. Он стоит у нужного дома уже через пару часов, думая, что потом обязательно нажрется вот в том баре по соседству, просто потому, что он может себе это позволить. Во всяком случае он так себе это представляет пока поднимается на нужный этаж; пока открывает нужную дверь; пока переступает порог.

[indent] “Добренький, нахуй, вечерочек” — устало думает Михаил, прохладным взглядом созерцая наставленный на него пистолет. Правильно говорят, что не так страшно опоздать, как придти слишком рано. К угодливо предложенному дивану он все же подходит, но садится на самый его край, исключительно для того, чтобы как можно меньше наследить; на прикорнувшего рядом покойника он внимания не обращает, несмотря на “живописность” последнего — когда постоянно работаешь с подобным дерьмом, то волей-неволей подобные картины становятся рутинными и привычными.

[indent] Михаил говорит:

[indent] — Да, конечно.

[indent] Спокойным таким, ровным голосом, из всех заданных ему вопросов выбрав последний.

[indent] Говорит:

[indent] — Я тут вообще-то библиотеку искал, но видно ошибся дверью. Можно я пойду искать дальше?

[indent] Он смешливо дергает уголком губ в легкой такой, беззлобной усмешке, упирается локтями в колени и потирает шею, исподлобья наблюдая за весьма нахрен “неожиданным элементом” этого дела и заранее, само собой, понимает, что единственное, что ему можно: захлопнуть рот и перестать паясничать. Он рассматривает вольготно расположившегося в кресле мужчину, силясь понять из какой же это табакерки этот черт выскочил, но картинка упрямо отказывается складываться, ясным оставляя только то, что ничего хорошего от этого человека ждать не следует (впрочем, как и от любого вооруженного огнестрелом человека, решившего подержать тебя на мушке).

[indent] Он прикрывает глаза, представляя, как переебет тупорылому Джорджи, если выберется из этой истории без тяжелых (телесных) последствий.

[indent] Он говорит:

[indent] — Михаил. Прости, руку не подам.

[indent] В конце концов, этот сукин сын, кем бы он ни был все еще был удивительно мил и вежлив для того, кто сидел в набитой покойниками и кровью комнате. Это даже в своей мере интриговало, обычно подобные дела были куда менее запутанными (раньше у него вообще не случалось таких занимательных проблем на заказах), а подобные люди куда более предсказуемы и читаемы.

[indent] Он хочет сказать еще что-то — про то, что прошлое у него не такое уж и военное, каким бы могло быть; или про то, что ему хорошо бы навести тут порядок, потому что ему за это заплатили — но сказать ничего так и не успевает, потому что слышит приближающийся топот далеко не одной пары ног, стихший у загрохотавшей от бесполезных дерганий заботливо Михаилом закрытой двери. На своего несложившегося собеседника он смотрит почти с осуждением, но больше — с выражением искренней усталости, вроде: “ну и какого хрена ты позвал этих дебилов на нашу чилл-тусу, чел?”. Он крепко сжимает пальцами переносицу и старается не думать о масштабах грядущего пиздеца.

[indent] — У вас тут что, сраная фиеста с конкурсами на выживание, бл…?

[indent] Ругательство тонет в хлопнувшей о стену двери и Михаил, повинуясь взвившемуся в панике инстинкту, перепахивает через спинку дивана, чтобы не словить пулю (или хотя бы словить ее не сразу головой). Он многое мог стерпеть, но на такую херню точно не подписывался.

Отредактировано Mikhail Cosgrove (2020-10-19 03:09:51)